Бодро и весело, но как-то криво
Выложу сюда, а то грустно и пусто.
Название: Вопрос выживания
Персонажи: Баки Барнс, Наташа Романофф, упоминание других Мстителей
2730 слов
холодный кофе и посиделки в засаде- Это просто работа, - Наташа пожимает плечами и плотнее обхватывает картонный стакан ладонями, пытаясь согреть пальцы. Рыжие волосы треплет холодный ветер, кожаная куртка расстегнута – она, как всегда, спокойная, уверенная и непостижимая. Она твердо знает, что хорошо, что плохо, но никогда нельзя сказать заранее, как она поступит в любой из тысячи различных ситуаций. Джеймс зачастую предполагает и иногда даже угадывает, но никогда не может понять мотивов.
Он, наверное, и не поймет, но все равно всегда будет пытаться. Из всех Мстителей Наташа – самая непонятная, хоть и не скрывает ничего, казалось бы, и потому, быть может, Джеймса тянет к ней. Она умеет выживать в мире, который не любит людей, а он еще только пытается к нему приспособиться. Выстрел, неожиданное пробуждение сознания лишь на мгновение – Game Over – и вновь прощай, Зимний Солдат, тебе не место в этом мире – и адская боль в висках, как будто череп раскроили, перемешали ложкой воспаленный мозг и закрыли обратно, боль, которую он не помнит, но помнит его тело, мышечная память, которая до сих пор не дает спать по ночам – сколько раз он через это прошел? И огромное количество по-настоящему страшных вещей, которые он совершил, и каждую из которых он помнит – каждое искаженное ужасом лицо, безумные глаза, обвалившиеся тряпками тела… Он безумно устал от войны, но солдаты не обсуждают приказов. А сержант Джеймс Барнс – идеальный солдат. И жизнь без войны сейчас кажется ему нереальной, выдуманной, как будто мир вокруг вот-вот осыпется крошевом к ногам, обнажив под собой другой – безумный, кровавый и настоящий. И он знает – единственное, что он знает точно – ни один из них, и Наташа в том числе, точно так же не могут жить без войны. Но она выживает, приспособившись лучше остальных. И он исподтишка наблюдает за ней, пытаясь понять.
И он завидовал бы Бартону, духовная связь которого с Нат настолько прочна, что ощущается на молекулярном уровне, чувствуется почти физически, завидовал бы Стиву, который - он спрашивал - не пытается понять Романофф, просто принимает ее поведение, знает повадки и привычки, чувствует ее душу со всеми ее ошибками и внутренними метаниями – но не лезет в нее, лишь молчаливо поддерживает - почти так же, как и самого Баки. Вот только даже завидовать Джеймс не умеет. Он может мыслить и судить, но он слишком долго был солдатом без личности и мнения, идеально выполняющим приказы, убийцей-призраком, легендой, достойной ею называться, только вот его мозг ему не принадлежал. А сейчас он может жить для себя, по-своему, но что толку с того, если он даже не представляет - как это?
Он спрашивал Стива - Стив обещал, что Баки сумеет привыкнуть. Пока получается не очень.
Наташа же всегда живет по-своему, даже (особенно) на заданиях прежде всего основываясь на своем мнении. Двойная, тройная шпионка по натуре, она виртуозно балансирует на грани ножа, ежеминутно рискуя упасть, чтобы в определенный момент иметь возможность поступить правильно – в первую очередь правильно для себя, а не из опасений или старания кому-то угодить. Это Барнса не волнует – ему некому угождать и некого бояться, но на вопрос «Что вообще правильно?» он пытается найти ответ – и не может. То ли данных не хватает, то ли нужно подождать и попытаться привыкнуть…
- О чем задумался? – спрашивает Наташа, уже пять минут созерцающая крайне отстраненное выражение на лице напарника. Он вздрагивает, фокусируясь на ней, и на мгновение ей становится жутко - она чувствует себя под взглядом потемневших глаз как под прицелом. Но шпионская выдержка сильнее, она продолжает легко ухмыляться. На деле ситуация даже неестественно мирная: Черная Вдова и Зимний Солдат сидят на улице возле какой-то занюханной кафешки и пьют кофе в тишине. Оба терпеть не могут кофе, но необходимо прикрытие. Баки отстраненно созерцает темные разводы на краю картонного стакана.
Агент Романофф и агент Барнс на задании. В одиночку следить за огромным офисным зданием неинтересно, да и не особо эффективно - одиноко торчащая за столиком фигура рано или поздно неизбежно начинает выглядеть подозрительно, в то время как вдвоем можно сидеть хоть весь день. Задание было Наташиным, но Джеймс - не без посыла Стива и долгого взгляда глаза в глаза - молча пристроился следом, и агент Романофф не стала возражать.
И вот теперь Барнс, в куртке защитного цвета и толстовке с капюшоном, натянутым почти до подбородка, прикрыв кисть бионической руки перчаткой, сидит напротив и мучается какой-то мыслью, причем столь явно, что даже не будь Наташа профессиональным шпионом - и то заметила бы.
Лично ей ничего от него не надо - лишь убедиться, что он не представляет угрозы. Ей лично - все равно. Но Стив переживает за друга, а она не хочет доставлять Кэпу еще больше терзаний и потому - пытается разобраться в характере Джеймса так же, как он пытается разобраться в ее. Ни капли личного интереса, действительно.
- О жизни, - он хочет огрызнуться, но пытается себя сдержать. Наташа улыбается уголком губ, прекрасно это чувствуя.
- А что с ней не так?
Джеймс хмурится и молчит. Хочется что-то сказать, спросить, но нужных слов не находится. Даже общаться нормально у него еще - или уже? - не получается - ни с кем, кроме Стива, который готов игнорировать задания, но не оставлять друга на съедение одиночеству, от которого грубостью и жесткостью отделываться нельзя и приходится хоть как-то, но разговаривать, да Уилсона, с которым можно пререкаться и не думать, что тот может как-то не так понять. Наташа внимательно смотрит на Барнса, и ему от этого взгляда очень не по себе, хоть он тоже не подает виду. Только сам отводит глаза, упорно и угрюмо глядит в сторону. И все же пересиливает себя, ломает собственный психологический барьер, который требует послать Романофф с ее вопросами подальше, и пытается сформулировать собственные ощущения:
- Все слишком спокойно. Мирно... Тихо. А для меня все еще идет война.
- Ах вот оно что... Кхм, - Наташа кашляет в кулак, вдруг смутившись. Она и подумать не могла, что он действительно ответит честно. А Джеймс с трудом продолжает, не обращая на нее внимания:
- Вроде и освободился, мозги прочистили от всякой запароленной дряни - живи, свободен... Но война не отпускает. Идешь по улице и готов в любой момент вытащить пистолет и пустить любому дернувшемуся в твою сторону пулю в череп. Я все еще опасен для всех: как для обычных людей, так и даже для вас, великих и непобедимых Мстителей, - Баки уже не отводит взгляд, смотрит на Романофф в упор, и она задумчиво изучает его лицо. Мрачная и циничная физиономия, черные провалы глаз - от него веет даже не растерянностью, вполне уместной в такой ситуации, а настоящим отчаянием, безысходностью, и Наташа вдруг осознает - ему давно уже нечего терять. - Я за себя и за свои действия не отвечаю. Стив, - голос ломается, - мне говорит: "Ты сможешь жить как нормальные люди..." Я хочу жить нормально. Но это возможно только пока очередной ополоумевший, возжелавший власти идиот не произнесет какое-нибудь другое волшебное слово, от которого мне опять сорвет башню. Знаешь, каково это? Когда твое тело тебе не принадлежит? - Барнс срывается на хриплый шепот.
- Нет, не знаю, но послушай, - Наташа подается вперед и касается пальцами живой руки Баки, но перед ее мысленным взором стоит бесстрастное и чужое лицо Клинта, одержимого Локи. Дежавю. - Это не твоя вина.
- Легко сказать, - Джеймс холодно ухмыляется, никак не реагируя на прикосновение, - Правда простить и забить тоже не получается. Хочешь, расскажу, как это?
Наташа молча смотрит и по её лицу нельзя прочитать абсолютно ничего, но Баки принимает её молчание за согласие.
- Я не могу вырваться из-под контроля, но для меня это означает лишь то, что я в любой момент могу отключиться, а очнувшись, увидеть вокруг кучу трупов и кровь на собственных руках. Но и это не самое страшное - куда страшнее то, что отключиться тоже не всегда получается. И тогда ты просто наблюдаешь, как твое тело калечит других, а потом живешь с этими воспоминаниями.
Баки замолкает на секунду, после чего его лицо леденеет. Наташа уже думает, что на этом сеанс откровенности закончен, и её ладонь отпускает широкое запястье - Наташе вдруг кажется неудобным касаться живой кожи - но Барнс с трудом продолжает.
- Знаешь, что я сделал первым, когда избавился от контроля?
Наташа еле заметно кивает. Знает. То же, что сделал бы Клинт, если бы ее не было рядом, и то же, что чуть не сделала в свое время она.
- Ты пытался себя убить. Боже... - она прячет лицо за свободной ладонью. История Баки внезапно оказалась очень знакомой, всколыхнув самые неприятные воспоминания в ее жизни. Только то, что сделал Барнс, не было его выбором - в отличие от нее.
- Да, - он кивает, слегка удивившись, - верно. Но чертова сыворотка, она и этого сделать не позволила. А повторять эксперимент, конечно, не позволит Стив, - его лицо озаряет слабая улыбка, и он становится похож на мальчишку. Наташа думает, что у Джеймса Барнса, несмотря на колоссальный груз на плечах и отсутствие памяти, удивительно светлая улыбка. Она даже завидует Стиву - немного не в её духе, но, наверное, ей бы тоже хотелось, чтобы хоть кто-то говорил о ней с таким теплом.
- Он тебя однажды уже терял.
- Примерно то же самое он сказал мне, когда я всё-таки набрался смелости ему рассказать. Мне пришлось пообещать, что больше я никуда не денусь.
- Опрометчиво, Барнс. Не с нашей работой давать такие обещания.
- Я не оставлю его. Больше не оставлю. Все разы, что я его оставлял, с ним обязательно что-то случалось. То он пошёл в армию, то подружился с сыном Говарда Старка и вместе они спасали планету, а потом вообще выяснилось, что я едва не убил его, - тут Барнс мрачнеет и явно вспоминает, с чего начался этот разговор. Помолчав, он добавляет:
- Я помню почти всех, кого я убил.
- Почти? Как много тебе пришлось забыть? - Наташу действительно интересует этот вопрос.
Баки пожимает плечами и делает глоток и только многолетняя выдержка позволяет ему не скривиться. Наташа же привыкла получать ответ на свой вопрос.
- Наверняка намного больше, чем естественным путём забывают люди. Неужели это никак не отразилось на психике? - Романофф понимает, что ходит по грани хамства и инстинкт самосохранения тоже не рекомендует развивать тему, но это важно. Ради Стива, напоминает она себе.
Но Джеймс реагирует спокойнее, чем мог бы. Он смотрит ей в глаза, что-то, видимо, находит, и спокойно отвечает:
- Отразилось. Каждый раз, когда внезапно возвращается очередной кусок памяти, приходится отделять его от реальности. Иногда это бывает невовремя.
- Ты не можешь отличить реальность от воспоминаний? Барнс, тебе же нельзя заниматься оперативной работой.
- Я говорил вам об этом.
Наташа вспоминает, как Стив говорил Фьюри, что не может оставить Баки одного. Теперь она понимает, что он имел в виду, и при здравом размышлении, пожалуй, она бы тоже предпочла, чтобы Барнс был на виду. А ещё она внезапно понимает, откуда на Стиве синяки - такие, что даже его регенерация не может быстро с ними справиться. Баки просто невовремя вспоминает -и не успевает переключиться.
На какой-то миг ей становится жутко.
А ещё она чувствует, насколько Баки тяжело говорить и думать об этом, насколько он боится сам себя, думает, что, пожалуй, хватит с него, и вздыхает, обращаясь к нему - ссутулившемуся на противоположном краю стола:
- Знаешь... Все это - все эти убийства - не ты в них виноват. И уж тем более не ты виноват в провалах в своей памяти. Не твоя вина, что Зола выбрал для своих экспериментов именно тебя, не твоя вина, что он запрограммировал именно твой мозг. И убийства тех, кто был твоим заданием, лежат не на твоей совести, а на совести тех, кто отдавал приказ. Стив крепче, чем кажется, он выдержит. - Наташа слегка улыбается, пытаясь донести до него свою мысль.
На лице Барнса отображается напряженная работа мысли.
- Я тебя не понимаю. Ладно, Стив это Стив, но ты уже дважды пострадала от моих рук. Причем в первый раз, тогда, на мосту, я действительно хотел - сам хотел - тебя убить. Моим заданием был Стив, не ты. Я сам хотел твоей смерти.
- Расчёт опытного снайпера хотел моей смерти, - Наташа допивает кофе и улыбается, чем окончательно сбивает Барнса с толку, - мы были по разные стороны баррикад, я была твоим врагом, и, давай честно, не устранив меня, ты бы до Стива не добрался. Главное, что во второй раз, когда мы были союзниками, ты пытался переломить контроль. Не столь важно, что не удалось, может, это вообще было невозможно.
Про то, что, по сути, это был не второй, а третий раз, когда Черная Вдова и Зимний Солдат столкнулись, Наташа тактично не упоминает. Видимо, самый первый раз, когда Барнс прострелил ей живот, он все-таки не помнит.
- Объясни мне, Романофф, - Баки чувствует, что у него вскипают мозги, и неизвестно, женская ли логика виновата в совершенно неожиданном для Барнса повороте разговора, или это просто Наташа и нет смысла пытаться что-то осознать - ты же не альтруист какой-нибудь и не папа Римский, чтобы великодушно и бескорыстно отпускать грехи. Почему?
- Всем иногда случается быть альтруистами, - Джеймс продолжает смотреть на нее в упор. Наконец, Наташа понимает, что отшутиться и отмолчаться не удастся и задумчиво постукивает ногтем по краю пустого стакана, обдумывая ответ.
- Потому что ты действительно не виноват. И потому, что я пытаюсь донести до тебя эту мысль и хоть немного облегчить Стиву задачу. Ты сейчас уже можешь перестроиться и попытаться жить нормально, как обычный человек, и Роджерс это знает, потому и вытаскивает тебя из того чулана, в котором ты прячешься, отгородившись от мира и заслонившись табличкой "Особо опасен". Тебе не повезло, что именно тебе поломали жизнь, сделав Зимним, ты мог бы жить мирно и спокойно, и раз уж тебе это не удалось в тридцатых, он пытается сделать это возможным хотя бы сейчас, а ты, Барнс, сам сопротивляешься. Невозможно жить под постоянным гнетом вины, так что отпусти уже эту войну. Я же знаю, насколько ты от неё устал.
- Ты сама отпустила?
Романофф, находящаяся в слегка рефлексивном состоянии, совершенно не ожидавшая такого, невинного, в общем-то, вопроса, резко и пораженно выдыхает - и этим выдает себя с потрохами.
- Что? На твоей совести тоже немало трупов. Ты тоже переложила ответственность за них на других людей? - Барнс смотрит на неё слегка грустно, и ей от этого очень не по себе, как и оттого, что роль ведущего в разговоре внезапно перешла к Баки. Он поджимает губы в невеселой усмешке, - вот как ты выживаешь.
Наташа продолжает на него смотреть, как будто видит впервые. Долго обдумывает вопрос, лихорадочно соображая, не отводя изумленного взгляда. Заглядывает в полупустой стакан, но не пьет, только изучает взглядом темную жидкость. Хотелось бы верить, что Барнс имеет в виду ее повседневную деятельность - работу на Щ.И.Т., промышленный шпионаж - но это явно не так. На совести Наташи Романофф действительно немало трупов - те кошмарные убийства, дело рук молодой Черной Вдовы, из-за которых она и получила свое прозвище, о которых она даже не пытается не вспоминать, потому что о подобном забыть невозможно. Наташа думает, стоит ли окончательно раскрываться перед Барнсом. И остался ли смысл пытаться что-то скрыть.
В конце концов, он перед ней раскрылся. Сейчас, наверное, пришла её очередь.
- Нет, - наконец отвечает она, - не отпустила. Подобное тому, что совершила я, нельзя сваливать на других, даже если очень хочется, даже если твой здравый рассудок от этого зависит.
В глазах Джеймса чётко читается "тогда в чем, блин, разница". Наташа, вздохнув, выкладывает все до конца.
- Ты же знаешь, за что меня прозвали "Чёрной Вдовой", - это не вопрос, но с чего-то нужно начать.
- Читал в отчетах.
- Так вот, за это нельзя себя простить. У нас похожие истории, но в моей есть одно отягчающее обстоятельство - это был мой осознанный выбор. Ты коришь себя за то, чего не мог изменить, а я просто сбежала в Америку. Там все вокруг напоминает мне об ошибках, исправить которые я уже не могу. Я смирилась с этим, и пытаюсь жить дальше, но простить и забыть - не могу. О таком нельзя забывать. Но именно после работы на КГБ я поняла, насколько важно точно знать, что поступаешь правильно.
Баки долго молчит, допивает понемножку свой кофе, даже не чувствуя вкуса, и думает, что Наташа сейчас вывернула душу наизнанку, только чтобы помочь ему. С привычной картиной мира это отчаянно не вяжется - Романофф никогда не говорит о себе и о своем прошлом, а Джеймс Барнс никогда не думал, что заслуживает того, чтобы ради него это правило нарушалось. Но, кажется, привычная картина мира уже отправилась к чертям. А самое странное - это сработало. Баки действительно легче.
Барнс разглядывает голубоватые блики стекол высотки напротив. Из здания выходит человек, которого Джеймс долго разглядывал в его профайле перед тем, как пойти на задание. Он легонько тычет Наташу носком ботинка под столом, натягивает поглубже капюшон и выбрасывает безжалостно смятый бионической рукой стакан в урну на углу. Машинально проверяет оружие и слегка усмехается.
Он, кажется, понял, как можно жить дальше.
Название: Вопрос выживания
Персонажи: Баки Барнс, Наташа Романофф, упоминание других Мстителей
2730 слов
холодный кофе и посиделки в засаде- Это просто работа, - Наташа пожимает плечами и плотнее обхватывает картонный стакан ладонями, пытаясь согреть пальцы. Рыжие волосы треплет холодный ветер, кожаная куртка расстегнута – она, как всегда, спокойная, уверенная и непостижимая. Она твердо знает, что хорошо, что плохо, но никогда нельзя сказать заранее, как она поступит в любой из тысячи различных ситуаций. Джеймс зачастую предполагает и иногда даже угадывает, но никогда не может понять мотивов.
Он, наверное, и не поймет, но все равно всегда будет пытаться. Из всех Мстителей Наташа – самая непонятная, хоть и не скрывает ничего, казалось бы, и потому, быть может, Джеймса тянет к ней. Она умеет выживать в мире, который не любит людей, а он еще только пытается к нему приспособиться. Выстрел, неожиданное пробуждение сознания лишь на мгновение – Game Over – и вновь прощай, Зимний Солдат, тебе не место в этом мире – и адская боль в висках, как будто череп раскроили, перемешали ложкой воспаленный мозг и закрыли обратно, боль, которую он не помнит, но помнит его тело, мышечная память, которая до сих пор не дает спать по ночам – сколько раз он через это прошел? И огромное количество по-настоящему страшных вещей, которые он совершил, и каждую из которых он помнит – каждое искаженное ужасом лицо, безумные глаза, обвалившиеся тряпками тела… Он безумно устал от войны, но солдаты не обсуждают приказов. А сержант Джеймс Барнс – идеальный солдат. И жизнь без войны сейчас кажется ему нереальной, выдуманной, как будто мир вокруг вот-вот осыпется крошевом к ногам, обнажив под собой другой – безумный, кровавый и настоящий. И он знает – единственное, что он знает точно – ни один из них, и Наташа в том числе, точно так же не могут жить без войны. Но она выживает, приспособившись лучше остальных. И он исподтишка наблюдает за ней, пытаясь понять.
И он завидовал бы Бартону, духовная связь которого с Нат настолько прочна, что ощущается на молекулярном уровне, чувствуется почти физически, завидовал бы Стиву, который - он спрашивал - не пытается понять Романофф, просто принимает ее поведение, знает повадки и привычки, чувствует ее душу со всеми ее ошибками и внутренними метаниями – но не лезет в нее, лишь молчаливо поддерживает - почти так же, как и самого Баки. Вот только даже завидовать Джеймс не умеет. Он может мыслить и судить, но он слишком долго был солдатом без личности и мнения, идеально выполняющим приказы, убийцей-призраком, легендой, достойной ею называться, только вот его мозг ему не принадлежал. А сейчас он может жить для себя, по-своему, но что толку с того, если он даже не представляет - как это?
Он спрашивал Стива - Стив обещал, что Баки сумеет привыкнуть. Пока получается не очень.
Наташа же всегда живет по-своему, даже (особенно) на заданиях прежде всего основываясь на своем мнении. Двойная, тройная шпионка по натуре, она виртуозно балансирует на грани ножа, ежеминутно рискуя упасть, чтобы в определенный момент иметь возможность поступить правильно – в первую очередь правильно для себя, а не из опасений или старания кому-то угодить. Это Барнса не волнует – ему некому угождать и некого бояться, но на вопрос «Что вообще правильно?» он пытается найти ответ – и не может. То ли данных не хватает, то ли нужно подождать и попытаться привыкнуть…
- О чем задумался? – спрашивает Наташа, уже пять минут созерцающая крайне отстраненное выражение на лице напарника. Он вздрагивает, фокусируясь на ней, и на мгновение ей становится жутко - она чувствует себя под взглядом потемневших глаз как под прицелом. Но шпионская выдержка сильнее, она продолжает легко ухмыляться. На деле ситуация даже неестественно мирная: Черная Вдова и Зимний Солдат сидят на улице возле какой-то занюханной кафешки и пьют кофе в тишине. Оба терпеть не могут кофе, но необходимо прикрытие. Баки отстраненно созерцает темные разводы на краю картонного стакана.
Агент Романофф и агент Барнс на задании. В одиночку следить за огромным офисным зданием неинтересно, да и не особо эффективно - одиноко торчащая за столиком фигура рано или поздно неизбежно начинает выглядеть подозрительно, в то время как вдвоем можно сидеть хоть весь день. Задание было Наташиным, но Джеймс - не без посыла Стива и долгого взгляда глаза в глаза - молча пристроился следом, и агент Романофф не стала возражать.
И вот теперь Барнс, в куртке защитного цвета и толстовке с капюшоном, натянутым почти до подбородка, прикрыв кисть бионической руки перчаткой, сидит напротив и мучается какой-то мыслью, причем столь явно, что даже не будь Наташа профессиональным шпионом - и то заметила бы.
Лично ей ничего от него не надо - лишь убедиться, что он не представляет угрозы. Ей лично - все равно. Но Стив переживает за друга, а она не хочет доставлять Кэпу еще больше терзаний и потому - пытается разобраться в характере Джеймса так же, как он пытается разобраться в ее. Ни капли личного интереса, действительно.
- О жизни, - он хочет огрызнуться, но пытается себя сдержать. Наташа улыбается уголком губ, прекрасно это чувствуя.
- А что с ней не так?
Джеймс хмурится и молчит. Хочется что-то сказать, спросить, но нужных слов не находится. Даже общаться нормально у него еще - или уже? - не получается - ни с кем, кроме Стива, который готов игнорировать задания, но не оставлять друга на съедение одиночеству, от которого грубостью и жесткостью отделываться нельзя и приходится хоть как-то, но разговаривать, да Уилсона, с которым можно пререкаться и не думать, что тот может как-то не так понять. Наташа внимательно смотрит на Барнса, и ему от этого взгляда очень не по себе, хоть он тоже не подает виду. Только сам отводит глаза, упорно и угрюмо глядит в сторону. И все же пересиливает себя, ломает собственный психологический барьер, который требует послать Романофф с ее вопросами подальше, и пытается сформулировать собственные ощущения:
- Все слишком спокойно. Мирно... Тихо. А для меня все еще идет война.
- Ах вот оно что... Кхм, - Наташа кашляет в кулак, вдруг смутившись. Она и подумать не могла, что он действительно ответит честно. А Джеймс с трудом продолжает, не обращая на нее внимания:
- Вроде и освободился, мозги прочистили от всякой запароленной дряни - живи, свободен... Но война не отпускает. Идешь по улице и готов в любой момент вытащить пистолет и пустить любому дернувшемуся в твою сторону пулю в череп. Я все еще опасен для всех: как для обычных людей, так и даже для вас, великих и непобедимых Мстителей, - Баки уже не отводит взгляд, смотрит на Романофф в упор, и она задумчиво изучает его лицо. Мрачная и циничная физиономия, черные провалы глаз - от него веет даже не растерянностью, вполне уместной в такой ситуации, а настоящим отчаянием, безысходностью, и Наташа вдруг осознает - ему давно уже нечего терять. - Я за себя и за свои действия не отвечаю. Стив, - голос ломается, - мне говорит: "Ты сможешь жить как нормальные люди..." Я хочу жить нормально. Но это возможно только пока очередной ополоумевший, возжелавший власти идиот не произнесет какое-нибудь другое волшебное слово, от которого мне опять сорвет башню. Знаешь, каково это? Когда твое тело тебе не принадлежит? - Барнс срывается на хриплый шепот.
- Нет, не знаю, но послушай, - Наташа подается вперед и касается пальцами живой руки Баки, но перед ее мысленным взором стоит бесстрастное и чужое лицо Клинта, одержимого Локи. Дежавю. - Это не твоя вина.
- Легко сказать, - Джеймс холодно ухмыляется, никак не реагируя на прикосновение, - Правда простить и забить тоже не получается. Хочешь, расскажу, как это?
Наташа молча смотрит и по её лицу нельзя прочитать абсолютно ничего, но Баки принимает её молчание за согласие.
- Я не могу вырваться из-под контроля, но для меня это означает лишь то, что я в любой момент могу отключиться, а очнувшись, увидеть вокруг кучу трупов и кровь на собственных руках. Но и это не самое страшное - куда страшнее то, что отключиться тоже не всегда получается. И тогда ты просто наблюдаешь, как твое тело калечит других, а потом живешь с этими воспоминаниями.
Баки замолкает на секунду, после чего его лицо леденеет. Наташа уже думает, что на этом сеанс откровенности закончен, и её ладонь отпускает широкое запястье - Наташе вдруг кажется неудобным касаться живой кожи - но Барнс с трудом продолжает.
- Знаешь, что я сделал первым, когда избавился от контроля?
Наташа еле заметно кивает. Знает. То же, что сделал бы Клинт, если бы ее не было рядом, и то же, что чуть не сделала в свое время она.
- Ты пытался себя убить. Боже... - она прячет лицо за свободной ладонью. История Баки внезапно оказалась очень знакомой, всколыхнув самые неприятные воспоминания в ее жизни. Только то, что сделал Барнс, не было его выбором - в отличие от нее.
- Да, - он кивает, слегка удивившись, - верно. Но чертова сыворотка, она и этого сделать не позволила. А повторять эксперимент, конечно, не позволит Стив, - его лицо озаряет слабая улыбка, и он становится похож на мальчишку. Наташа думает, что у Джеймса Барнса, несмотря на колоссальный груз на плечах и отсутствие памяти, удивительно светлая улыбка. Она даже завидует Стиву - немного не в её духе, но, наверное, ей бы тоже хотелось, чтобы хоть кто-то говорил о ней с таким теплом.
- Он тебя однажды уже терял.
- Примерно то же самое он сказал мне, когда я всё-таки набрался смелости ему рассказать. Мне пришлось пообещать, что больше я никуда не денусь.
- Опрометчиво, Барнс. Не с нашей работой давать такие обещания.
- Я не оставлю его. Больше не оставлю. Все разы, что я его оставлял, с ним обязательно что-то случалось. То он пошёл в армию, то подружился с сыном Говарда Старка и вместе они спасали планету, а потом вообще выяснилось, что я едва не убил его, - тут Барнс мрачнеет и явно вспоминает, с чего начался этот разговор. Помолчав, он добавляет:
- Я помню почти всех, кого я убил.
- Почти? Как много тебе пришлось забыть? - Наташу действительно интересует этот вопрос.
Баки пожимает плечами и делает глоток и только многолетняя выдержка позволяет ему не скривиться. Наташа же привыкла получать ответ на свой вопрос.
- Наверняка намного больше, чем естественным путём забывают люди. Неужели это никак не отразилось на психике? - Романофф понимает, что ходит по грани хамства и инстинкт самосохранения тоже не рекомендует развивать тему, но это важно. Ради Стива, напоминает она себе.
Но Джеймс реагирует спокойнее, чем мог бы. Он смотрит ей в глаза, что-то, видимо, находит, и спокойно отвечает:
- Отразилось. Каждый раз, когда внезапно возвращается очередной кусок памяти, приходится отделять его от реальности. Иногда это бывает невовремя.
- Ты не можешь отличить реальность от воспоминаний? Барнс, тебе же нельзя заниматься оперативной работой.
- Я говорил вам об этом.
Наташа вспоминает, как Стив говорил Фьюри, что не может оставить Баки одного. Теперь она понимает, что он имел в виду, и при здравом размышлении, пожалуй, она бы тоже предпочла, чтобы Барнс был на виду. А ещё она внезапно понимает, откуда на Стиве синяки - такие, что даже его регенерация не может быстро с ними справиться. Баки просто невовремя вспоминает -и не успевает переключиться.
На какой-то миг ей становится жутко.
А ещё она чувствует, насколько Баки тяжело говорить и думать об этом, насколько он боится сам себя, думает, что, пожалуй, хватит с него, и вздыхает, обращаясь к нему - ссутулившемуся на противоположном краю стола:
- Знаешь... Все это - все эти убийства - не ты в них виноват. И уж тем более не ты виноват в провалах в своей памяти. Не твоя вина, что Зола выбрал для своих экспериментов именно тебя, не твоя вина, что он запрограммировал именно твой мозг. И убийства тех, кто был твоим заданием, лежат не на твоей совести, а на совести тех, кто отдавал приказ. Стив крепче, чем кажется, он выдержит. - Наташа слегка улыбается, пытаясь донести до него свою мысль.
На лице Барнса отображается напряженная работа мысли.
- Я тебя не понимаю. Ладно, Стив это Стив, но ты уже дважды пострадала от моих рук. Причем в первый раз, тогда, на мосту, я действительно хотел - сам хотел - тебя убить. Моим заданием был Стив, не ты. Я сам хотел твоей смерти.
- Расчёт опытного снайпера хотел моей смерти, - Наташа допивает кофе и улыбается, чем окончательно сбивает Барнса с толку, - мы были по разные стороны баррикад, я была твоим врагом, и, давай честно, не устранив меня, ты бы до Стива не добрался. Главное, что во второй раз, когда мы были союзниками, ты пытался переломить контроль. Не столь важно, что не удалось, может, это вообще было невозможно.
Про то, что, по сути, это был не второй, а третий раз, когда Черная Вдова и Зимний Солдат столкнулись, Наташа тактично не упоминает. Видимо, самый первый раз, когда Барнс прострелил ей живот, он все-таки не помнит.
- Объясни мне, Романофф, - Баки чувствует, что у него вскипают мозги, и неизвестно, женская ли логика виновата в совершенно неожиданном для Барнса повороте разговора, или это просто Наташа и нет смысла пытаться что-то осознать - ты же не альтруист какой-нибудь и не папа Римский, чтобы великодушно и бескорыстно отпускать грехи. Почему?
- Всем иногда случается быть альтруистами, - Джеймс продолжает смотреть на нее в упор. Наконец, Наташа понимает, что отшутиться и отмолчаться не удастся и задумчиво постукивает ногтем по краю пустого стакана, обдумывая ответ.
- Потому что ты действительно не виноват. И потому, что я пытаюсь донести до тебя эту мысль и хоть немного облегчить Стиву задачу. Ты сейчас уже можешь перестроиться и попытаться жить нормально, как обычный человек, и Роджерс это знает, потому и вытаскивает тебя из того чулана, в котором ты прячешься, отгородившись от мира и заслонившись табличкой "Особо опасен". Тебе не повезло, что именно тебе поломали жизнь, сделав Зимним, ты мог бы жить мирно и спокойно, и раз уж тебе это не удалось в тридцатых, он пытается сделать это возможным хотя бы сейчас, а ты, Барнс, сам сопротивляешься. Невозможно жить под постоянным гнетом вины, так что отпусти уже эту войну. Я же знаю, насколько ты от неё устал.
- Ты сама отпустила?
Романофф, находящаяся в слегка рефлексивном состоянии, совершенно не ожидавшая такого, невинного, в общем-то, вопроса, резко и пораженно выдыхает - и этим выдает себя с потрохами.
- Что? На твоей совести тоже немало трупов. Ты тоже переложила ответственность за них на других людей? - Барнс смотрит на неё слегка грустно, и ей от этого очень не по себе, как и оттого, что роль ведущего в разговоре внезапно перешла к Баки. Он поджимает губы в невеселой усмешке, - вот как ты выживаешь.
Наташа продолжает на него смотреть, как будто видит впервые. Долго обдумывает вопрос, лихорадочно соображая, не отводя изумленного взгляда. Заглядывает в полупустой стакан, но не пьет, только изучает взглядом темную жидкость. Хотелось бы верить, что Барнс имеет в виду ее повседневную деятельность - работу на Щ.И.Т., промышленный шпионаж - но это явно не так. На совести Наташи Романофф действительно немало трупов - те кошмарные убийства, дело рук молодой Черной Вдовы, из-за которых она и получила свое прозвище, о которых она даже не пытается не вспоминать, потому что о подобном забыть невозможно. Наташа думает, стоит ли окончательно раскрываться перед Барнсом. И остался ли смысл пытаться что-то скрыть.
В конце концов, он перед ней раскрылся. Сейчас, наверное, пришла её очередь.
- Нет, - наконец отвечает она, - не отпустила. Подобное тому, что совершила я, нельзя сваливать на других, даже если очень хочется, даже если твой здравый рассудок от этого зависит.
В глазах Джеймса чётко читается "тогда в чем, блин, разница". Наташа, вздохнув, выкладывает все до конца.
- Ты же знаешь, за что меня прозвали "Чёрной Вдовой", - это не вопрос, но с чего-то нужно начать.
- Читал в отчетах.
- Так вот, за это нельзя себя простить. У нас похожие истории, но в моей есть одно отягчающее обстоятельство - это был мой осознанный выбор. Ты коришь себя за то, чего не мог изменить, а я просто сбежала в Америку. Там все вокруг напоминает мне об ошибках, исправить которые я уже не могу. Я смирилась с этим, и пытаюсь жить дальше, но простить и забыть - не могу. О таком нельзя забывать. Но именно после работы на КГБ я поняла, насколько важно точно знать, что поступаешь правильно.
Баки долго молчит, допивает понемножку свой кофе, даже не чувствуя вкуса, и думает, что Наташа сейчас вывернула душу наизнанку, только чтобы помочь ему. С привычной картиной мира это отчаянно не вяжется - Романофф никогда не говорит о себе и о своем прошлом, а Джеймс Барнс никогда не думал, что заслуживает того, чтобы ради него это правило нарушалось. Но, кажется, привычная картина мира уже отправилась к чертям. А самое странное - это сработало. Баки действительно легче.
Барнс разглядывает голубоватые блики стекол высотки напротив. Из здания выходит человек, которого Джеймс долго разглядывал в его профайле перед тем, как пойти на задание. Он легонько тычет Наташу носком ботинка под столом, натягивает поглубже капюшон и выбрасывает безжалостно смятый бионической рукой стакан в урну на углу. Машинально проверяет оружие и слегка усмехается.
Он, кажется, понял, как можно жить дальше.
@темы: Простите, здесь щит не пролетал?, ЗАКРЫВАЙ ДВЕРИ И ПРЯЧЬСЯ, Писать не переписать, удар о психанализ